Рама Явленный

Все трое стали возле Маргарет.
 — Эмили… простите, — Маргарет потупила взгляд. — Но вы знаете, как я люблю бридж…
 — Сейчас решается более серьезный вопрос, чем игра, — произнесла миссис Бронсон.
 Встав из–за ближайшего столика, Элли Попросила Большого Блока не допустить срыва игры Но Эмили Бронсон поторопилась.
 — Все находящиеся здесь люди, — проговорила она громко, — обнаруживают свою нелояльность Если вы немедленно уйдете, Совет забудет про вашу выходку… но если и после предупреждения…
 Большой Блок проинформировал миссис Бронсон, что она и ее приятели в самом деле мешают игре Когда члены Совета направились к выходу, более чем половина людей поднялась из–за столов.
 — Какая гадость! — раздался удивительно четкий и сильный голос Опираясь о стол одной рукой, Николь встала. — Садитесь, — сказала она тем же тоном. — И не позволяйте манипулировать собой людишкам, ничего не знающим, кроме ненависти.
 Все игроки возвратились на свои места.
 — Заткнись, старуха! — в гневе бросила Эмили Бронсон от выхода. — Не вмешивайся не в свое дело. — Большой Блок выставил ее и компаньонов за дверь.
 — Миссис Уэйкфилд, а вы не знаете, что представляют собой эти предметы?
 — Не лучше, чем ты, Мария, — ответила Николь. — Возможно, эти вещи имели особое значение для твоей матери Тогда я решила, что серебряный цилиндр, вшитый ей под кожу, был чем–то вроде инвентарного номера Но никто из хранителей зоопарка не пережил бомбардировку, о нем вообще сохранилось очень мало материала, и мы едва ли сумеем подтвердить мою гипотезу.
 — А что такое гипотеза? — спросила девушка.
 — Так называется произвольное предположение относительно сути случившегося, если у Тебя нет оснований для точного ответа, — проговорила Николь. — Кстати, признаюсь, твой английский весьма впечатляет меня.
 — Спасибо, миссис Уэйкфилд.
 Николь и Мария сидели в нише возле обсервационной палубы и потягивали фруктовый сок Хотя Николь провела в Гранд–отеле уже неделю, она впервые осталась с глазу на глаз с девушкой, которую обнаружила в руинах зоопарка октопауков шестнадцать лет назад.
 — А моя мама действительно была красавицей? — спросила Мария.
 — Видная женщина, это я помню, — ответила Николь, — хотя в такой–то темноте судить было трудновато. — Кожа у нее того же цвета, что и у тебя, быть может, чуть посветлее… стройная такая По–моему, ей было лет тридцать пять или даже меньше.
 — А как насчет отца?
 — Никаких свидетельств его пребывания там я не заметила