Конец детства

Что–то сталось со слепым уэльсцем и его союзниками? Как отнеслись они к его внезапному исчезновению?
 Француз, наморщив лоб, изучал чертеж.
 — И это все, что вы можете мне сказать?
 — Да.
 Дюваль сердито фыркнул.
 — А освещение? Вы что же, сидите в полной темноте? А какая там вентиляция, отопление…
 Стормгрен улыбнулся: Дюваль верен себе, чуть что — и вспылит.
 — Весь потолок — светящийся, а воздух, насколько я понимаю, идет из той же решетки, что и звук Куда он уходит, не знаю, может быть, время от времени направление тяги меняется, но я этого не замечал Батарей нет, никаких признаков отопления, но в комнате всегда нормальная температура.
 — Иными словами, очевидно, замерзают только водяные пары, но не углекислый газ.
 Стормгрен счел долгом улыбнуться старой общеизвестной шуточке.
 — По–моему, я вам все сказал Что до машинки, которая переносит меня на корабль Кареллена, она не примечательней кабины лифта Только и разницы, что есть диван и стол.
 Несколько минут оба молчали, физик старательно разрисовывал свой блокнот крохотными закорючками Стормгрен следил за его карандашом и спрашивал себя, почему этот человек — блестящий ум, до которого ему, Стормгрену, очень и очень далеко, — так и не стал подлинно выдающейся величиной в научном мире Вспомнились злые и едва ли справедливые слова одного приятеля из американского Государственного департамента — «Французы поставляют лучших в мире работников второго сорта» Дюваль — один из примеров, что в словах этих есть доля правды.
 Физик удовлетворенно покивал сам себе, наклонился к Стормгрену, нацелился в него карандашом.
 — Рикки, а почему вы думаете, что этот Карелленов телевизор, как вы его называете, и вправду телевизор, а не одна видимость?
 — Никогда в этом не сомневался: экран выглядит точно так же А что еще это может быть?
 — Вы говорите — выглядит? То есть это он с виду такой же, как у наших телевизоров?
 — Ну конечно.
 — Вот это мне и подозрительно